Gainsbourg, Serge

Тот, кто любил... и не любил

Некогда я работал в качестве переводчика при господине из Парижа. С учетом непринципиальной разницы в возрасте оттянулись мы с ним на славу, и в один прекрасный момент речь зашла о прекрасном. То бишь, об искусстве. Парижанин изрядно удивился тому, что мы - большие поклонники либо неудачников, каковым считается во Франции Пьер Ришар, либо артистов, ушедших в мир иной - как де Фюнес и Дассен. Можно подумать, сами французы их не любят! По крайней мере, день смерти Сержа Гейнсбура превратился в день национального траура...

Любовь к нему казалась странной даже самому Сержу. Он не был красив - скорее наоборот, но он без труда заполучал самых красивых женщин. Во Франции все возможно. От рождения парень не был ни Сержем, ни Гейнсбуром - родители назвали его Люсьеном, или Лулу, что в сочетании с фамилией Гинзбург не совсем способствовало осуществлению амбиций юноши. А амбиции очень даже имелись. Лулу по примеру отца выучился играть на пианино, потом знакомый цыган посвятил его в тайны владения гитарой - но Гинзбург решил податься в художники. Овладевая кистью, он подрабатывал по ночам пианистом в барах, стесняясь своей внешности и считая себя весьма уродливым да еще и чересчур молодо выглядящим; даже проститутки советовали ему прийти, когда подрастет. Из этой-то печали и стали рождаться песни, циничные и завораживающие. Автор при регистрации подписывал их "Серж Гейнсбур": имя Серж звучало по-русски смело, а фамилия - фамилия несла на себе отпечаток любви Люсьена к знаменитому английскому художнику Гейнсборо.
Песни были сложные, так что, выходя на сцену, - и откуда храбрость-то взялась? - Серж писал слова на бумаге, чтобы не забыть, а когда руки начинали предательски дрожать, он скатывал из бумаги шарик и бросал его в аудиторию.
Всплески аплодисментов стали для Гейнсбура уроками эпатажа. Первый альбом Сержа "Du Chant A L'Une!" вышел в 1958-м - артисту тогда как раз стукнуло тридцать. Песни об одиночестве, положенные на коктейль-джаз, понемногу снискали популярность среди интеллектуалов левого берега Сены, но небольшой ручеек пластинок и звуковых дорожек к фильмам в 1964 году наткнулся на серьезную преграду: британский бит. THE BEATLES просто отмели в сторону всю поп-музыку, что была до них. Кому нужны были баллады вроде "En Relisant Ta Lettre", герой которой читал предсмертную записку покончившей с собой подруги, отмечая ее грамматические ошибки. Серж написал себе музыкальное завещание "Requiem Pour En Twisteur" и решил снова взяться за давно заброшенную кисть. Но, к счастью, передумал.
Он решил попытаться записать пластинку в Англии. Гейнсбур любил английскую культуру и, в частности, английское звучание. Французская же публика оказалась не готовой к африканским ритмам, с которыми Серж экспериментировал на диске "Gainsbourg Percussions". Мастера освистали, и он оставил сцену на целых четырнадцать лет, до 1978-го. Но писать не перестал - и писал просто здорово.
Его песни в исполнении Петулы Кларк, Наны Мускури и Жюльетт Греко становились в 1965 году хитами одна за другой, а "Poupee De Cire Poupee De Son" даже победила в конкурсе Евровидения. По просьбе руководителей Бретани Гейнсбур сочинил гимн провинции, по просьбе израильского правительства - марш, вдохновлявший солдат во время Шестидневной войны. Однако артист жаждал хита, спетого им самим. Пока не получалось.
Помогли женщины. Британия слегка обратила внимание на музицирующего поэта, когда "Hier Ou Demain" спела Марианн Фейтфул, подруга Мика Джаггера. Но главную роль на тот момент сыграла Брижит Бардо. Для нее Серж сотворил "Harley Davidson" - уж очень продюсером хотелось оклеить всю Францию изображениями Бардо на мотоцикле, - а потом между артистами начался роман. Брак актрисы все равно уже трещал по швам, а музыкант как раз развелся со своей второй женой.
В первую ночь нервничавший Гейнсбур оплошал, так что Брижит потребовала песенного возмещения. И получила "Bonnie And Clyde" и "Je T'Aime... Moi Non Plus". "Я тебя люблю... и не люблю" - странное название! Как и сама песня. Газеты утверждали, что, записывая ее, Серж с Брижит занимались любовью. Песня вышла настолько сексуально заряженной, что Бардо потребовала изъять ее из своего телешоу, а вскоре дуэт "красавицы и чудовища" распался. У маэстро как истинного француза было два выхода - броситься в Сену и покорить максимальное количество красоток. Он остановился на втором варианте. Творческий поиск завершился в 1968-м, когда Гейнсбур встретил англичанку Джейн Биркин, двумя годами ранее снявшуюся у Антониони в "Blow Up". Джейн и записала "звездный" вариант "Je T'Aime". На этот раз пресса заявила, что микрофон был установлен под кроватью любовников. Серж только возразил, что в таком случае получилась бы долгоиграющая пластинка, а не сингл. Потенциал песни автор осознал, попросив официанта включить запись в ресторане. При звуке оргастических стонов Биркин публика замерла с поднятыми ножами да вилками. Шеф фирмы грамзаписи тоже уловил запах денег и отправил парочку в Лондон для работы над остальными песнями альбома. Но то Франция. Глава итальянского отделения Phonogram за издание диска угодил в тюрьму и был отлучен от церкви, но на Апеннины пластинку стали ввозить контрабандой. Би-Би-Си стыдливо транслировала только инструментальную версию песни - а она заняла первое место в хит-параде. До сих пор ни одна песня не на английском до вершины не добиралась. По миру было продано шесть миллионов экземпляров сингла, и в 41 год Серж заполучил свой первый хит.
Сегодня альбом "Histoire De Melody Nelson" считается классическим. Рассказывает он о пожилом водителе "Роллс-Ройса", сбившем юную мотоциклистку и влюбившемся в нее. На сей раз магнитофон действительно стоял под кроватью, так что любовная сцена получилась естественной. "Ройс" тоже не возник из ниоткуда: Гинзбур, никогда машину не водивший, купил его на наличные деньги, полученные от правительства Югославии, где Джейн и Серж снимали фильм. От пластинки без ума были все - Изабель Аджани, Франсуаза Гарди... А на обложке красовалась беременная Биркин, прижимавшая к обнаженной груди плюшевую обезьянку. (Позже игрушку, по просьбе Сержа, похоронили вместе с ним, а его и Джейн дочь, Шарлотта Гейнсбур, ныне - известная актриса.)
Поженились они чуть позже, в 1972-м, а год спустя музыкант перенес первый инфаркт. Сказывалось непрерывное курение - одна сигарета поджигалась от другой, - алкоголь и литры черного кофе, поглощавшегося во время полуночного сочинительства. Но сбавлять обороты было не по Сержу: инфаркт - не инфаркт, а в том же году был написан альбом для Джейн, музыка к фильму и очередной диск самого Гейнсбура "Vu De L'Exterieur" - о копрофагии и прочих извращениях. Он любил шокировать, и фильм "Je T'Aime... Moi Non Plus" многими был сочтен непристойным, пусть даже в его защиту выступил сам Франсуа Трюффо. Не менее провокационным показался публике диск "Rock Around The Bunker", только еврею Сержу позволено было коснуться темы фашизма. Дальше - больше - в центре программы 1976-го "L'Homme A Tete De Chou" стоял человек, убивший свою любовницу и погрузившийся в печаль и мастурбацию настолько, что его голова превратилась в кочан капусты! Но кто, кроме французов, мог перевести весь этот сюр? Намерение приступить к очередному концептуальному шедевру Гейнсбур не успел - он увлекся рэгги. Наняв в качестве аккомпаниаторов лучших ямайкских музыкантов, мастер записал альбом "Aux Armes Et Caetera". Неприятие парней с Ямайки - а среди них были ни много, ни мало, а Робби Шекспир и Слай Данбар - было преодолено, как только выяснилось, что единственная известная им (и ими обожаемая) французская песня - "Je T'Aime". Хуже было с соотечественниками Сержа, возмутившимися заглавной песней диска - рэгги-версией "Марсельезы". Угрозы сыпались со всех сторон - а ведь черные музыканты и Серж поехали на гастроли. В Страсбурге перед гневными ветеранами Гейнсбур спел традиционный вариант гимна - и те не знали, куда деваться.
Напряжение снималось традиционно - алкоголем, Серж даже изобрел имя для своего пьяного "я" - Гейнсбарр. Это для Биркин было уже чересчур, и супруги расстались, хотя Джейн и оставалась ближайшим другом артиста до конца его дней. Он продолжал писать для нее, а также для Аджани, для Катрин Денев...
Гейнсбур сочинял музыку для рекламных роликов, выпустил квазиавтобиографический роман "Евгений Соколов" - свой единственный прозаический опыт, издал еще один рэгги-альбом и альбом фотографий своей новой пассии - 21-летней Бамбу. Не давал публике и себе соскучиться, короче.
Очередной скандал возник, когда в знак протеста против высоких налогов, артист в прямом телеэфире сжег пятисотфранковую банкноту. Он мог себе это позволить.
И не только это. Табу для него не существовало. Записанный в Нью-Йорке альбом "Love On The Beat" заигрывал с гомосексуализмом (на обложке Серж красовался в дамском обличье) и инцестом - огромную шумиху вызвал клип к "Lemon Incest", в котором Гейнсбур и его Шарлотта возлежали обнаженными на шикарном ложе.
Впрочем, все это было пустяком по сравнению с новой выходкой мастера. Серж принимал участие в одном телешоу с Уитни Хьюстон. Дива допела свою песню и не успела усесться в кресло рядом с ожидавшим своего выхода Гейнсбуром, как он проворчал - но микрофоны все уловили: "Я хочу ее поиметь". Ведущий, в ответ на возмущение Уитни, сделал вид, что она неверно расслышала, но Серж не преминул повторить свои слова громче. Газетам он сообщил: "Моя жизнь и мое искусство есть поиск истины посредством извращения". Воистину так.
Работая в Штатах над джазово-рэповым диском "You're Under Arrest", Гейнсбур поразил музыкантов своим видом - Серж заметно сдал и постарел. Но не сдавался - музыка текла мощным потоком, хотя маэстро стал меньше появляться на публике, особенно после того как Бамбу родила ему сына. Жил Серж один, еду ему заносила Биркин и ее дочери, присматривали за ним Денев и Бардо. Ключ от его квартиры был лишь у Джейн, но в марте 1991 года, в день рождения Бамбу Биркин отлучилась в Англию. Гейнсбур заглянул поздравить подругу с праздником и ушел к себе. Позже он не ответил на ее звонок, и взломавшая двери бригада "неотложки" обнаружила Сержа уже мертвым. Даже такого сердца, как у Сержа Гинзбура, не хватило, чтобы вместить всю любовь... и нелюбовь.
За прошедшие десять лет он стал легендой во всем мире, среди его поклонников - самые популярные из молодых артистов. И могила на Монмартрском кладбище не теряется среди надгробий Рембо, Бодлера и других поэтов...